Неточные совпадения
— Я? Да, я озабочен; но, кроме того, меня это всё стесняет, —
сказал он. — Ты не можешь представить себе, как для меня, деревенского
жителя, всё это дико, как ногти того господина, которого я видел у тебя…
Скажу вкратце, что сия осада по неосторожности местного начальства была гибельна для
жителей, которые претерпели голод и всевозможные бедствия.
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина медведем сказки о том, как маленькие зверки поселились для дружеской жизни в черепе лошади, но пришел медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он
сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с
жителями.
— В записках местного
жителя Афанасия Дьякова, частию опубликованных мною в «Губернских ведомостях», рассказано, что швед пушкарь Егор — думать надо Ингвар, сиречь, упрощенно, Георг — Игорь, — отличаясь смелостью характера и простотой души,
сказал Петру Великому, когда суровый государь этот заглянул проездом в город наш: «Тебе, царь, кузнечному да литейному делу выучиться бы, в деревянном царстве твоем плотников и без тебя довольно есть».
— Там — все наше, вплоть до реки Белой наше! — хрипло и так громко
сказали за столиком сбоку от Самгина, что он и еще многие оглянулись на кричавшего. Там сидел краснолобый, большеглазый, с густейшей светлой бородой и сердитыми усами, которые не закрывали толстых губ ярко-красного цвета, одной рукою, с вилкой в ней, он писал узоры в воздухе. — От Бирска вглубь до самых гор — наше! А
жители там — башкирье, дикари, народ негодный, нерабочий, сорье на земле, нищими по золоту ходят, лень им золото поднять…
Марфенька печалилась и ревновала ее к сестре, но
сказать боялась и потихоньку плакала. Едва ли это была не первая серьезная печаль Марфеньки, так что и она бессознательно приняла общий серьезно-туманный тон, какой лежал над Малиновкой и ее
жителями.
— Вы столичный
житель, там живете у источника, так
сказать… не то что мы, деревенские… Я хотел спросить: теперь турки издревле притесняют христиан, жгут, режут, а женщин того…
Он
сказал, что живет двадцать лет в Китае, заведывает христианскою паствою в провинции Джедзиан, в которой считается до пятнадцати миллионов
жителей.
— Да еще мы просим
сказать жителям, — продолжали мы, — чтоб они не бегали от нас: мы им ничего не сделаем.
Если б еще можно было свободно проникнуть в города, посмотреть других
жителей, их быт, а то не пускают. В природе нет никаких ярких особенностей: местность интересна настолько или потолику,
сказал бы ученый путешественник, поколику она нова, как всякая новая местность.
— Нельзя
сказать, чтоб они были кротки, — заметил пастор, — здесь жили католические миссионеры:
жители преследовали их, и недавно еще они… поколотили одного миссионера, некатолического…
Все
жители Аяна столпились около нас: все благословляли в путь. Ч. и Ф., без сюртуков, пошли пешком проводить нас с версту. На одном повороте за скалу Ч.
сказал: «Поглядите на море: вы больше его не увидите». Я быстро оглянулся, с благодарностью, с любовью, почти со слезами. Оно было сине, ярко сверкало на солнце серебристой чешуей. Еще минута — и скала загородила его. «Прощай, свободная стихия! в последний раз…»
Здесь
сказали нам
жители, что о русских и о стране их они никогда не слыхивали.
Еще издали завидел я, у ворот стояли, опершись на длинные бамбуковые посохи,
жители; между ними, с важной осанкой, с задумчивыми, серьезными лицами, в широких, простых, но чистых халатах с широким поясом, виделись — совестно и
сказать «старики», непременно
скажешь «старцы», с длинными седыми бородами, с зачесанными кверху и собранными в пучок на маковке волосами.
«Куда же мы идем?» — вдруг спросил кто-то из нас, и все мы остановились. «Куда эта дорога?» — спросил я одного
жителя по-английски. Он показал на ухо, помотал головой и сделал отрицательный знак. «Пойдемте в столицу, —
сказал И. В. Фуругельм, — в Чую, или Чуди (Tshudi, Tshue — по-китайски Шоу-ли, главное место, но
жители произносят Шули); до нее час ходьбы по прекрасной дороге, среди живописных пейзажей». — «Пойдемте».
Невеселый вид, нечего
сказать, а между тем всем окрестным
жителям хорошо известна дорога в Колотовку: они ездят туда охотно и часто.
— Полноте, —
сказал мне шепотом Гагин, — не дразните ее; вы ее не знаете: она, пожалуй, еще на башню взберется. А вот вы лучше подивитесь смышлености здешних
жителей.
Но даже и тут Прудону удавалось становиться во весь рост и оставлять середь перебранок яркий след. Тьер, отвергая финансовый проект Прудона, сделал какой-то намек о нравственном растлении людей, распространяющих такие учения. Прудон взошел на трибуну и с своим грозным и сутуловатым видом коренастого
жителя полей
сказал улыбающемуся старичишке...
Я не беру на себя решение этого вопроса, но
скажу, что всегда принадлежал ко второму разряду охотников, которых нет и быть не может между постоянными
жителями столиц, ибо для отыскания многих пород дичи надобно ехать слишком далеко, надо подвергать себя многим лишениям и многим тяжелым трудам.
Поздравила я моего ямщика.
«Зимовка тут есть недалеко, —
Сказал он, — рассвета дождемся мы в ней!»
Подъехали мы, разбудили
Каких-то убогих лесных сторожей,
Их дымную печь затопили.
Рассказывал ужасы
житель лесной,
Да я его сказки забыла…
Согрелись мы чаем. Пора на покой!
Метель всё ужаснее выла.
Лесник покрестился, ночник погасил
И с помощью пасынка Феди
Огромных два камня к дверям привалил.
«Зачем?» — «Одолели медведи...
— Я обещал несчастному
жителю Кабансканаписать прямо, но истинно не знаю, что ему
сказать, кроме этого уведомления.
— Садитесь, пожалуйста! —
сказал Салов, любезно усаживая Вихрова на диван и даже подкладывая ему за спину вышитую подушку. Сам он тоже развалился на другом конце дивана; из его позы видно было, что он любил и умел понежиться и посибаритничать. [Посибаритничать — жить в праздности и роскоши. От названия древнегреческого города Сибарис, о
жителях которого ходила молва как о людях изнеженных.]
— Здешний
житель — как не знать! Да не слишком ли шибко завертелось оно у вас, колесо-то это? Вам только бы сбыть товар, а про то, что другому, за свои деньги, тоже в сапогах ходить хочется, вы и забыли совсем!
Сказал бы я тебе одно слово, да боюсь, не обидно ли оно для тебя будет!
— К вопросу, господа! —
сказал я, — Вопрос заключается в следующем: вследствие неудач, испытанных Францией во время последней войны, Бисмарк отнял у последней Эльзас и Лотарингию и присоединил их к Германии. Имеет ли он право требовать, чтобы
жители присоединенных провинций считали Германию своим отечеством и любили это новое отечество точно так, как бы оно было для них старым отечеством?
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный
житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда леса были целы — жить было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не будет. Пошли сиверки, холода, бездождица: земля трескается, а пару не дает. Шутка
сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
— Как тебе
сказать? С непривычки оно точно… опасаешься немного, ну а потом видишь, что другие люди не боятся, и сам станешь посмелее… Много там, братец мой, всякой всячины. Придем — сам увидишь. Одно только плохо — лихорадка. Потому кругом болота, гниль, а притом же жарища. Тамошним-то
жителям ничего, не действует на них, а пришлому человеку приходится плохо. Одначе будет нам с тобой, Сергей, языками трепать. Лезь-ка в калитку. На этой даче господа живут очень хорошие… Ты меня спроси: уж я все знаю!
Однажды, во время танцев, вечером, при освещении месяца, я вошел в сенцы, куда скрылась и моя болгарочка. Увидев меня, она стала притворяться, что перебирает сухие лепестки роз, которые, надо
сказать, тамошние
жители собирают целыми мешками. Но я обнял ее, прижал к своему сердцу и несколько раз поцеловал.
— По закону этого, ваше превосходительство, нельзя, —
сказал он, — но, желая вам угодить, я готов это исполнить… Наша проклятая служба такова: если где не довернулся, начальство бьет, а довернулся, господа московские
жители обижаются.
Питание.
Жители к питанию склонны. Любят говядину, свинину, баранину, кашу с маслом и пироги. Но способов для питания не имеют. А потому довольствуются хлебом и заменяющими оный суррогатами. Нужно, впрочем,
сказать, что и Финагеичи, обладающие достаточными средствами, налегают преимущественно на суровую и малопитательную еду, лишь бы живот наедался. Самоваров на селе 8.
Вы знаете уже сильную и продолжительную сенсацию, которую произвел Бельтов на почтенных
жителей NN; позвольте же
сказать и о сенсации, которую произвел город на почтенного Бельтова.
— «Не кусайся, чёрт тебя побери!» — подумал я и, выпив глотка три, поблагодарил, а они, там, внизу, начали есть; потом скоро я сменился — на мое место встал Уго, салертинец, [Салертинец —
житель города Салерно или провинции того же названия.] и я
сказал ему тихонько, что эти двое крестьян — добрые люди.
— А мне кажется, —
сказал Зарецкой, — что если бы дали сражение под Москвою, и здешние
жители присоединились к войску…
— Что можно
сказать? Мне кажется, на ваш вопрос отвечать очень легко: вероятно, этот гражданин более ненавидит врагов своего отечества, чем любит свой собственный дом. Вот если б московские
жители выбежали навстречу к нашим войскам, осыпали их рукоплесканиями, приняли с отверстыми объятиями, и вы спросили бы русских: какое имя можно дать подобным гражданам?.. то, без сомнения, им отвечать было бы гораздо затруднительнее.
— Видно, оттого-то в Париже так много и
жителей, —
сказал шутя Федор Андреевич Сурской.
— Ну, хоть и на о-би-таемый, только не иначе, как благоразумными
жителями. Ну и разные разв-ле-чения для него устроить: театр, музыку, балет — и все на казенный счет. Гулять бы его выпускал, разумеется, под присмотром, а то бы он сейчас у-лиз-нул. Пирожки какие-то он очень любил. Ну, и пирожки ему каждый день стряпать. Я бы его, так
сказать, о-те-чески содержал. Он бы у меня и рас-ка-ялся…
Как это произошло и откуда повело начало, трудно
сказать, но ненависть к городу, горожанам в сердцах
жителей Пустыря пустила столь глубокие корни, что редко кто, переехав из города в Сигнальный Пустырь, мог там ужиться.
Алексей, идя последним, нырнул, схватил брата, поставил на ноги, а когда они, оба мокрые, выпачканные илом, поднялись на берег, Алексей пошёл прямо на
жителей, так что они расступились пред ним, и кто-то боязливо
сказал...
Я уже
сказал, что ястреба-гусятники — большая редкость, так что немногим охотникам удавалось видеть их на воле; утятники попадаются чаще, а перепелятников деревенские
жители видят по нескольку раз в день или по крайней мере замечают эффект, производимый появлением или присутствием ястреба-перепелятника, которого часто глазами и не увидишь.
Если вы находитесь в городе, о котором в статистических таблицах сказано:
жителей столько-то, приходских церквей столько-то, училищ нет, библиотек нет, богоугодных заведений нет, острог один и т. д., — вы можете
сказать без ошибки, что находитесь в самом сердце Ташкента.
Впрочем, я поспешил
сказать моим товарищам, что мы не деревенские
жители, а городские гости, приехавшие в подмосковную полюбоваться природой, и что для нас простительно примешивать городские забавы к деревенским.
И на другой же день появилась в газете вслед за объявлением о новоизобретенных сальных свечах статья с таким заглавием: «О необыкновенных талантах Чарткова»: «Спешим обрадовать образованных
жителей столицы прекрасным, можно
сказать, во всех отношениях приобретением.
— И я, как разумеется, отправился, хотя ночь была темная и дождливая, —
сказал Печорин, — мне велено было отобрать у пана оружие, если найдется, а его самого отправить в главную квартиру… Я только что был произведен в корнеты, и это была первая моя откомандировка. К рассвету мы увидали перед собою деревню с каменным господским домом, у околицы мои гусары поймали мужика и притащили ко мне. Показания его об имени пана и о числе
жителей были согласны с моею инструкциею.
Действия и движения ее стали обозначать более сознания и обдуманности, нежели случайности; она как бы разом обрела и силу воли, и твердость характера. Преимущества, которыми пользовались перед нею остальные
жители избы и которые прежде, можно
сказать, были единственным источником ее огорчений, перестали возмущать ее. Она, казалось, поняла настоящее свое положение.
А местным
жителям, аборигенам, так
сказать, моя личность до тошноты примелькалась.
— Верно! — тверже
сказал Вавило. — Я — лучше тебя! Мне сегодня всех жалко, всякий
житель стал теперь для меня — свой человек! Вот ты говоришь — мещаны, а мне их — жаль! И даже немцев жаль! Что ж немец? И немец не каждый день смеется. Эх, кривой, одноглазая ты душа! Ты что про людей думаешь, а? Ну,
скажи!
— А вот, — таинственно звучит его голос, и глаза разбегаются по всем лицам нашим, зоркие, цепкие глаза, — однажды ехал я, ребятушки, по Каме и разговорился с одним сибирским
жителем, лошадями барышничал он, и
скажи он мне: «Сатаны — нету!» — «Как так?» — «Нету!
На следующей станции мы переменили лошадей в таком селении, которое своими
жителями произвело на меня необыкновенное впечатление: это были татары, перекрещенные в православное вероисповедание, как мне
сказали, еще при царе Иване Васильевиче; и мужчины и женщины одевались и говорили по-русски; но на всей их наружности лежал отпечаток чего-то печального и сурового, чего-то потерянного, бесприютного и беспорядочного; и платье на них сидело как-то не так, и какая-то робость была видна во всех движениях; они жили очень бедно, тогда как вокруг и татарские, и русские, и мордовские, и чувашские деревни жили зажиточно.
Дарья Ивановна. Я вам уже
сказала граф, что нам, деревенским
жителям, нельзя не помнить прошедшего, особенно когда оно… почти не повторилось. Вот вы — другое дело!
Но при этом забывают о том, что наша земля, рассматриваемая из тех мировых пространств, так же представляется одной из небесных звезд и что
жители тех миров с таким же правом могли бы показать на землю и
сказать: «Видите вон ту звезду — место вечного блаженства, небесный приют, приготовленный для нас, куда мы когда-нибудь попадем».
Но вдруг, можете себе представить, случай наводит на убийцу. Увидели, как один шалопай, уже много раз судившийся, известный своею развратною жизнью, пропивал в кабаке табакерку и часы, принадлежавшие доктору. Когда стали его уличать, он смутился и
сказал какую-то очевидную ложь. Сделали у него обыск и нашли в постели рубаху с окровавленными рукавами и докторский ланцет в золотой оправе. Каких же еще нужно улик? Злодея посадили в тюрьму.
Жители возмущались и в то же время говорили...